Когда я не знал ни одного слова на языке жестов и встречал на улице или в метро глухих, машущих своими руками-словами, руками-фразами, меня всегда завораживал их полет.
В глазах этих ребят я всегда видел какую-то необыкновенную, едва уловимую тень. Я видел силу, с которой они выросли, ведь без этой силы невозможно было проплакаться в тот самый день, когда ты понял, что не слышишь маму. Я догадывался об этой силе, потому что сами они настолько к ней привыкли, что или не замечали её, или спрятали глубоко внутрь и забыли о ней. Начать говорить на улице жестами — это значит показать всем — смотрите, я не такой, как вы. На это тоже нужна сила. А они жестами не только говорят, они рассказывают анекдоты, читают стихи, матерятся, поют. И при этом могут и плакать, и улыбаться. Но тень этой силы я вижу в них всегда. Даже по фотографиям людей могу точно определить — этот глухой, а этот — как я — говорит жестами. Мне всегда хотелось ощутить саму эту силу — когда ты говоришь жестом.
И когда я встречал глухих, так оживленно рассказывающих какие-то неведомые мне простые их тайны, и не мог сказать им ни одного слова, мне казалось, что они машут своими руками как птицы, а я стою на земле, и вынужден лишь глазами провожать их полет.
В Дубль-ГИС место, где я встречаюсь, общаюсь и работаю с глухими, обозначено просто: «здание, подключенное к интернет». У меня складывается парадоксальное ощущение: это не глухие. Это слышащий мир глух к нам. То есть к ним — сам-то я слышу.
Немые
Меня раздражает, когда про них говорят: глухонемые. Я сразу понимаю, что человек, так мыслящий, с ними никогда близко не общался. Немой — это тот, который не может сказать. А они могут. Только на своем языке. Я вообще думаю, что глухие — это национальность. Не зря и фильм назвали «Страна глухих». Это действительно страна, и там не важно кто ты — бурят, русский, армянин, англичанин… Они друг друга поймут. Был даже такой проект — отдать им какую-то территорию на севере — сделать наподобие Еврейского АО — округ глухих, где все бы они жили, работали, общались. Подальше от нас. Слава Богу, не получилось там с проектом…
Если рассматривать их проблемы с дефектологической позиции, то у них не все так плохо. 98% информации поступает в мозг через глаза, слепым, как я думаю, тяжелее. А есть ещё слепоглухие-то есть и не видят, и не слышат. Но и в такой ситуации эти люди могут говорить — через особый язык — прикосновений, системы пожиманий рук, познают мир через запахи, вкус, тактильные ощущения. Пушкина им, конечно, трудно читать, но они все равно не немые.
Однажды я попал в автобус, где ехали одни глухие. Армяне и наши — буряты, якуты, русские. Причем они встретились десять минут назад, поздоровались, сели в автобус и поехали. Друг друга не знают. Язык совпадает примерно на 60%, но они уже так бегло говорят на своем армяно-русско-бурятском жестовом, что я невольно думаю: мне б так схватывать на лету иностранные языки. Я бы смог на армянском сейчас хоть пару фраз?
Стемнело. И пока они садились в автобус, пока всех ждали, водитель держал в салоне свет. А как сели — он — понятное дело в салоне свет вырубил. Э-э-э-э! — захлопали, застучали, закричали — дайте свет! Нам говорить надо!
РЖЯ за три дня
Это было в Тюмени. Мы были там на фестивале пантомимы. Нас встретили ребята из Тюменского театрального института, и мы им сразу чем-то приглянулись. И один их мальчик влюбился в одну нашу девочку. Такое ещё бывает в нашем мире. За три дня фестиваля он выучил РЖЯ — русский жестовый язык. Мои ребята смотрели как-то косо, не на него, нет! На меня. Я за год работы с ними едва пару фраз запомнил, а этот тюменский паренек, ей, кажется, уже стихи читал… Потом эта история превратилась в спектакль.
Так что всё возможно, было бы желание.
Пение
Впервые я увидел, как поют глухие в 2001 году. В плацкартном вагоне мы возвращались с фестиваля, где группа глухих танцевала. Их было около двадцати. И во время выступления за кулисами стоял их хореограф-дирижер и отмахивал сильные доли. Глухие танцоры. А тут они нас спросили: «Хотите, споем?» «Конечно хотим». Они достали магнитофончик на батарейках, пошла кассета, а в ней — Боря Моисеев. Да, думаю, ну и выбор… Но когда они замахали руками, запели и полетели оглохшими птицами
«… Глухонемая любовь стучалась в окна,
Глухонемая любовь стучалась в двери.
Где в этом мире немом душе согреться?
Глухонемая любовь стучалась в сердце…»
Мне показалось, что и Боря как-то по другому поет, более чисто что-ли… Стук колес, близко их глаза и жесты… они превратили попсу в произведение искусства. Просто они пели о личном. Сдерживая слезы, я понял в одну секунду — я буду с ними.
Они каждый год проводят конкурсы жестовой песни. Мне хочется, чтобы выбор их был все же более вкусовым. Поменьше б попсы. Но они, кажется, любую песню вытянут, превратят, заставят звучать. У них есть на это сила.
Ничего лишнего
В какой-то момент я стал думать: а чего же они не слышат? Сначала они не слышали маму, и это ужасно. Колыбельная, нежное мамино воркование, гули-гули… но мама, наверное, по-другому говорила, что любит: гладила, шептала в ушко, так, чтобы губы касались и щекотали, это ведь тоже способ донести… И они поняли, привыкли.
Потом школа. Я не знаю, какие у них были учителя. Наверное, как и везде — кто-то любил свою профессию, кому-то было по барабану. Но в школе уже проще — ты уже все понимаешь. А о том, что наступила перемена, скажет не школьный звонок, а классный руководитель — вот и вся разница.
Институт. Вот тут сложнее. Переходный возраст. Нужно доказывать миру, что ты конкурентоспособен, что ты не хуже других. Нужно в любви признаться. Тут словами-то не знаешь как… А жестом? Может, и проще, не знаю. Я видел, как в магазине одна девушка очень долго покупала пирожные, и вот такой примерно был диалог:
Продавщица: — Эти?
Девушка: — (кивает) Нет.
Продавщица: — Эти?
Девушка: — (кивает) Нет.
Продавщица: — Эти?
Девушка: — (кивает) Да.
Продавщица: — Сколько?
Девушка: — (показывает) Три.
Продавщица: — Есть только два. (показывает) Два.
Девушка: — (показывает) тогда этих.
Продавщица: — Сколько? (не знает, как показать) Сколько?
Девушка: — (показывает) Этих два, и этих два.
Продавщица: — А с этими (показывает на первые) что делать?
Девушка: — (показывает) Беру!
Продавщица: — А эти? (на вторые)
Девушка: — Тоже.
И у обеих в голове одна мысль: «Ну как же можно быть настолько тупой?»
В какой-то момент я стал думать: а чего же они не слышат? Немного пообщавшись с ними, я понял — что надо, они услышат. Даже тотально глухие. Но вообще, как я думаю, они не слышат много такого, чего бы я не хотел слышать. Они не слышат предвыборных обещаний — этой рафинированной лапши на ушах, не слышат попсы, не слышат шума машин, к которому мы уже привыкли и не замечаем, не слышат рекламных блоков по телевизору, да много ещё чего. Они не слышат ничего лишнего.
Тишина внутри. Мы её ищем, суетясь в городской толпе. А у них она по определению. Наверное, для того, чтобы они слышали другое. Пульсацию руки во время танца. Дыхание. Стук сердца.
Может, и нам в иные случаи, лучше перейти на жесты? Они выразительнее замусоленно-произнесенного «Я тебя люблю». Они проще. Они честнее.
