Это интервью продолжалось почти неделю. Я впервые решала вопрос: как взять интервью у человека, который не говорит, не слышит и не использует соцсетей?
Волонтер группы помощи бездомным «Пельмешки на Плешке» Павел Савицкий – глухой.
Я знаю Павла уже около 4-х лет: мы вместе занимаемся волонтерством при храме святой мученицы Татианы (Москва). Но за все эти годы мы ни разу не разговаривали.
Никто из нас, волонтеров, не владеет языком жестов, а Павел не умеет читать по губам, — но это не мешает нам делать общее дело. То ли по выражению наших лиц, то ли с помощью особого чутья наш друг понимает, что мы хотим сказать или сделать – в крайнем случае пишем на бумаге, но очень редко.
Павел делает все: мажет бутерброды, варит гречку и макароны, чистит овощи на суп, а после – едет на вокзал и раздает еду и одежду бездомным.
Мы очень привыкли к нему, ведь Павел — один из старейших членов нашей команды, но вдруг мне подумалось: ведь мы почти ничего о нем не знаем!
Во время приготовления еды переписываться несподручно, но мы успели перекинуться на салфетке парой слов. Оказалось, что домашнего интернета у Павла нет – он пользуется им через сеть WI-FI в общественном транспорте по дороге на работу.
Я впервые столкнулась с вопросом: как взять интервью у человека, который не говорит, не слышит и не использует соцсетей?
Мы стали переписываться через СМС-сообщения, — и мне понемногу начал открываться мир, в котором всегда тихо.
Павел Савицкий, 51 год:
— В 6 лет я заболел менингитом, меня положили в больницу, где я и оглох. Тогда не делали хирургических операций – сейчас, я знаю, детям ставят импланты… Имплантация сейчас очень распространена, но она стоит дорого. Повсюду в продаже есть слуховые аппараты, но с их помощью я слышу только отдельные звуки на высоких частотах – врачи говорят, что это вредно. А чтобы была понятна речь при отсутствии большинства звуков, нужен одаренный логопед, он тоже недешев.
Я учился в спецшколе. Раньше на базе таких школ обучали и специальностям, присваивали квалификации, по которым сразу брали на работу учеником слесаря. Так я и поступил.
Сейчас я работаю слесарем-сборщиком, сварщиком. Наше предприятие сейчас простаивает, так что зарабатываю я от 24 до 35 тысяч рублей в месяц. Мне этого хватает – я считаю свой заработок сносным.
Папа говорил: «ты не слабоумный, а слабослышащий»
Я не полностью владею жестами, ведь родился я слышащим. Мои родители были противниками языка жестов — бытовало мнение, что на нем общаются только слабоумные.
Мама с папой считали, что я слабослышащий и должен общаться губами, но на самом деле я не слышу ничего, кроме очень громких звуков на высоких децибелах.
Отец до самой смерти был недоволен, не понимая разницу между глухим и слабослышащим.
В итоге я не читаю по губам, мне неизвестен разговорный русский язык. Сурдоперевод мне понятен, но тоже не весь, зависит от носителя.Так что общаться с другими глухими и слабослышащими мне тоже не всегда легко.
После потери слуха в основном я общался с мамой, она делала знаки губами или писала слова на бумаге. А в семь лет меня отдали в интернат. Там я жил до шестнадцати: только на выходные приходил домой. С родителями остался мой старший брат, слышащий. У него тогда была своя школа, друзья, увлечения. Мы с ним начали переписываться много лет спустя, после окончания школы. Мы часто спорили:
«Я был идеалист, любил советские фильмы с хорошим концом, а брат был реалист. Сейчас думаю, он был больше прав, чем я»
Если вообразить в снах, — у меня есть любимая, дети…
Сейчас я остался один: сначала умерла мама, потом старший брат, потом отец. Бывает одиноко. Ничто не вечно…, хотя, конечно, хотелось бы верить в обратное.
«Бездомные на мою глухоту-немоту нормально реагируют: и не такое видали»
Плешка. Фото: диакон Андрей Радкевич
В конце мая 2012 года в газете «Мой район» я прочел про группу помощи бездомным «Пельмешки на Плешке» и решил стать волонтером: я уже давно желал непосредственно оказывать помощь нуждающимся. Мне хочется быть среди людей и что-то вместе делать, что-то нужное. А бездомные на мои недостатки в основном реагируют с пониманием: видали они и не такое, проходя «уличные университеты».
Ведь и мне помогали: с 2006 года я был членом общественной благотворительной организации инвалидов «Иван да Марья» — я разузнал о нем в местном ВОИ (Всероссийское общество инвалидов). Этот центр занимался адаптацией инвалидов и пенсионеров, их интеграцией в общество. Там для меня нашлось дело и помощь: в качестве волонтера я оформлял выставки, доставлял принадлежности для концертов, фотографировал. Тогда же я записался на курсы компьютерной грамотности в библиотеку.
Руководитель центра одолжила мне на время компьютер из офиса, а ее муж заменил дома водопроводные краны.
Также, когда учился, центр оказывал денежную помощь для учебных работ.
Именно тогда я поверил, что в переменчивом мире не всем людям безразличны судьбы других.
К сожалению, примерно с 2010 года этот центр остался без спонсорской помощи и находится на грани закрытия. Я стал искать новое волонтерство, и так попал в «Пельмешки».
Сейчас у меня дома нет компьютера, но я пользуюсь им в библиотеках, если нужно. А для выхода в интернет использую смартфон.
И инвалиды бывают мошенниками
Сейчас распространена такая «работа» у некоторых глухих: продавать безделушки прохожим с помощью записок, мол, я слабослышащий, поддержите меня. Недавно на Курском вокзале мне попался дядя с такими записками и «освященными» иконками в дорогу. Он продавал их за несколько сотен рублей, хотя они стоят гораздо меньше.
Я никогда не вступал с такими людьми в диалог, потому что для этого нужно обязательно купить у них безделушку. В таких случаях я обычно изображаю незаинтересованного слышащего, чтобы не приставали. Мне кажется, такой «легкий заработок» развивает желание просто нажиться.
Бывают среди таких «продавцов» и мошенники: глухих я определяю по характерным чертам лица и манипуляциям, в основном даже без жестов. Я не могу объяснить, как именно я это понимаю: тут нужно иметь большой опыт.
Помощь от избытка и «от скудости»
Начав общаться с Павлом, я поняла, что многое упустила за эти четыре года. Мне было как-то неудобно решиться заговорить: ну как я вдруг подсяду к нему и начну писать что-то на салфетке? Кажется, нужен особый повод. Кажется, что просто написать «Привет, как Ваши дела? Как настроение сегодня?» — это нехорошо, неправильно. А вдруг он не хочет со мной говорить?
А на самом деле может оказаться, что человеку тоже хочется поговорить, но и он, в свою очередь, не может найти «особого повода». И получается парадокс: четыре года быть рядом, вместе помогать другим и не знать, что твоему соратнику и товарищу порой самому нужна помощь, что за него некому вступиться перед обидчиками.
Нам часто кажется: люди помогают другим от избытка. Мы думаем: если человек помогает или поддерживает другого – значит, у него самого все хорошо.
А на самом деле это может значить совсем иное: что он – скромный, добрый и смиренный, а мы – просто недостаточно внимательны…
Анастасия Прощенко